Вельяминовы. За горизонт. Книга 3 (СИ) - Шульман Нелли (читать книги бесплатно полные версии txt, fb2) 📗

– В тишине и спокойствии… – он сладко потянулся, – пани Данута только пару часов назад угомонилась… – крикливостью девушка напомнила ему Невесту:

– В Берлине у меня толстые стены и старики соседи, – вздохнул Саша, – а здесь здание панельное, слышен каждый шаг… – ночью он не мог включать громкую музыку. Саша недовольно почесал спину, под новым, тоже подходящим товарищу Матвееву халатом ивановского производства. Он не мог держать в квартирке антикварную золингеновскую бритву или халат шотландского тартана. Курить приходилось «Яву»:

– Кофе хотя бы продается в магазинах… – Саша зевнул, – и оливки с апельсинами тоже… – девушка расцарапала ему всю спину:

– Такая же пиявка, как Невеста… – он вытянул ноги, – но ее можно и нужно использовать в наших целях… – он видел по глазам Дануты, что девушка догадывается о проверке:

– Она не лыком шита, я у нее не первый и далеко не последний, – хмыкнул Саша, – она сама повисла у меня на шее в подъезде Странницы… – поцелуй едва не прервал спускавшийся вниз товарищ Рабе. Немец понравился Саше:

– Спокойный парень, каким и должен быть наш работник. Не знаю, что он сказал Страннице… – Саша заметил разочарованное лицо бывшей подопечной, – но, наверное, у него есть девушка в Германии. Молодец, он не поддается на соблазны, еще один довод в его пользу… – привстав, он заглянул в комнату. Квартирка оказалась совсем небольшой:

– Странница живет в двухкомнатной по оперативным нуждам, она должна принимать гостей. Но товарищ Матвеев, скромный человек, приходит поздно, уходит рано, много работает… – Саша коснулся свежего синяка на шее, – не покладая рук… – ему не нравились легко соглашающиеся на связь девушки:

– Космический век, ерунда, – сердито думал он, – у женщины должна быть гордость. Маша была такой, но Маши больше нет… – он вспомнил упрямые, темные глаза Куколки:

– И она такая. Пани Данута рассказывала, что ее оставили в приюте, младенцем, как меня… – Саша попивал кофе, – ее родители могли быть партизанами, причем неизвестно какими. В Польше воевали и коммунисты и националисты…

Он решил, что родители Куколок были бандитами, врагами советской власти

– Наверное, сионисты, до войны их в Польше было много… – Саша открыл блокнот, – ладно, они сдохли в лагерях, туда им и дорога. Если Куколки поведут себя опрометчиво, они тоже сгниют на зоне. Теперь к делу, как говорится…

Отыскав чистый лист, он вывел четким почерком: «Отец Симон Кардозо».

Наум Исаакович подозревал, что повар на даче раньше работал в одном из советских представительств в США:

– Сырный торт он делает в нью-йоркской манере… – весело сказал он Саше, – черника поспела, ягоды пришлись ко двору…

Скорпион приехал в особняк с разрешения еще действующего главы Комитета, Шелепина. Начальство вызвало его к себе на следующий день после того, как Саша отправил наверх, как говорили на Лубянке, докладную записку:

– Очень толково, – одобрительно сказал Шелепин, – с польскими коллегами мы поговорим, но, я думаю, что у них не возникнет возражений…

Огромный кабинет, с вертушкой и картой СССР на стене заливало осеннее солнце. В антикварной вазе Саша заметил букет пышных хризантем:

– Наверное, с привезли с его дачи. Здесь раньше обитал товарищ Серов, а до него Берия и Ягода… – обстановку на Лубянке не меняли с довоенных времен. В кабинетах красовались тяжеловесные шкафы и столы, помнящие Дзержинского. По возвращении из Новосибирска Саша хотел проверить, как идут дела в квартире на Фрунзенской. Апартаменты обставляли заказанной по каталогу мебелью западного производства. На Фрунзенскую привозили антикварные ковры со склада Комитета и картину, увиденную Сашей у Саломеи Александровны. Поговорив с офицерами в хозчасти, он выяснил, что полотно лежит на складе:

– Руки не дошли вернуть его в запасники Русского Музея, – отмахнулся кто-то, – забирайте, товарищ Гурвич. Художник второразрядный, ничего выдающегося в холсте нет… – Саша любил Ленинград. Ему нравились серые, жемчужные тона на картине:

– Половицы тоже покрасили в цвет голубиного крыла. Белые стены, черная лаковая мебель… – он вздохнул:

– Не то, чтобы я много времени проводил на квартире… – Невесте предстояло увидеться с ним в скромной комнате товарища Матвеева:

– Но это по возвращении из Сибири… – Саша с аппетитом ел сладкий торт, – Шелепин сказал, что пока за посольством внимательно следят… – на приеме у начальства Саша убеждал Шелепина, что леди Августа Кроу приехала в Москву не просто так:

– Все решили, что она прикрывает миссию доктора Эйриксена… – Саша откашлялся, – и это верно, но, товарищ Шелепин, что, если в Москве у них действует давний агент… – Шелепин вспомнил доклад все еще зэка Эйтингона:

– Он тоже настаивал, что у британцев здесь сидит крот, с послевоенных времен. Ладно, мы усилим наблюдение за Софийской набережной…

Пока по сообщениям ребят, торчавших рядом с посольством, леди Кроу не выбиралась даже на мессу. Католические богослужения проходили в единственном действующем костеле Москвы, храме Святого Людовика Французского на Малой Лубянке. Шелепина раздражало религиозное гнездо, как он говорил, под боком у здания Комитета. В храме служили священники из Прибалтики:

– Лучше сказать, бандитские прихвостни, – подумал он, – половина тамошних ксендзов пять лет назад еще мотала срок в Караганде. Предыдущего настоятеля, американца, после войны выслали из СССР и правильно сделали. Теперь отец Кардозо учит русский язык… – по мнению Шелепина, верующие любой конфессии были подозрительны:

– Евреи шпионят в пользу Израиля, католики смотрят в сторону Ватикана, а православные, то есть истинная церковь, как они себя называют, вообще враги советской власти… – адепты катакомбной, ушедшей в подполье церкви, не признавали даже паспортов:

– Хрущев прав, – подумал Шелепин, – нескольких процессов мало. Надо продолжить антирелигиозную кампанию по всей стране. Давать верующим сроки, отбирать у них детей, одурманенных религиозной пропагандой… – сектанты увиливали от закона, стараясь не посылать детей в школы:

– Этим мы еще займемся, – сказал себе Шелепин, – но сначала новосибирская операция, и леди Августа, то есть Невеста… – старший лейтенант Гурвич попросил о встрече с консультантом, товарищем Котовым:

– Он хорошо знает запад, – объяснил юноша, – и католическую церковь. Он поможет в будущей работе с Монахиней… – так они решили назвать пани Дануту. Шелепин видел в искренних глазах юноши, что тот не врет:

– Эйтингон вряд ли обратится к нему с просьбой о помощи, – решил глава КГБ, – он профессионал старой закалки, он не будет использовать юнца. После отсидки он переметнется на серую сторону, и сам начнет искать свое потомство. Знать бы еще, что за козыри у него в рукаве… – через три года Эйтингон должен был выйти на свободу:

– Ему дали двенадцать лет, а не десятку, – усмехнулся Шелепин, – о чем он еще не знает. Судоплатову вообще отвесили пятнадцать, он еле избежал расстрела… – из Владимирского изолятора, где отбывал срок бывший начальник иностранного отдела НКВД, сообщали, что тот перенес три инфаркта и не вылезает из тюремной больницы:

– Симулирует, – зло подумал Шелепин, – он при аресте так удачно разыграл помешательство, что мы его раскусили только через два года. Нельзя доверять этому волчьему логову во главе с Эйтингоном… – товарищу Котову должны были дать необременительную синекуру, держать под строгим присмотром и использовать для консультаций:

– Ладно, пусть едет… – Шелепин завизировал просьбу Саши, – старший лейтенант Гурвич даже не знает, как зовут его ментора на самом деле… – за крепким кофе и сырным тортом на веранде белокаменного особняка, Саша думал о том же:

– Но я не могу открыто спрашивать, – понял он, – если товарищ Котов захочет, он сам скажет мне свою фамилию… – Эйтингон удовлетворенно закурил:

– Отличный кондитер, кофе он тоже варит на совесть… – Наум Исаакович решил пока ни о чем мальчика не просить: